Исповедник - Страница 14

Поиски продолжались почти час. Он просмотрел содержимое каждого ящика, перелистал каждую книгу. Однажды на пороге появился детектив Вайс. Полицейский понаблюдал за тем, как движутся дела, зевнул и вернулся на диван. Габриель продолжал вести опись, но при этом не нашел ничего, что так или иначе связывало бы Бенджамина с Конторой или же проливало бы свет на мотивы убийства.

Он возвратился в гостиную. Вайс смотрел выпуск новостей. Когда Габриель вошел, детектив выключил телевизор.

– Закончили?

– У Бенджамина было что-то вроде кладовки?

Детектив кивнул.

– Согласно немецким законам, домовладелец обязан предоставлять квартиросъемщику такое помещение.

Габриель протянул руку.

– Я могу взять ключ?

Фрау Ратцингер провела его в подвал, и они прошли по коридору с узкими деревянными дверьми. Домоправительница остановилась возле двери, помеченной 2В, что соответствовало номеру квартиры Бенджамина. Проворчав что-то себе под нос, она открыла кладовку и, дернув за шнур, включила верхний свет. Какое-то насекомое вылетело наружу, коснувшись крылышком щеки Габриеля. Старуха кивком предложила ему войти, а сама осталась в коридоре.

Габриель заглянул в кладовку. Она была совсем маленькая, меньше шкафа, примерно четыре фута в ширину и шесть в глубину, и в ней стоял сильный запах льняного масла и сырости. Поржавевшая велосипедная рама с одним колесом, пара древних лыж, поставленные друг на друга картонные ящики, подпирающие протекающий потолок.

Убрав останки велосипеда и лыжи, Габриель принялся просматривать содержимое ящиков. В первых он наткнулся на аккуратно перевязанные стопки пожелтевших газет и старые блокноты – хлам, оставшийся от человека, жизнь которого прошла в библиотеках и лекционных аудиториях. В других коробках находились запыленные книги, вероятно, те, которые уже потеряли право занимать место на книжных полках в квартире. В одном ящике лежало несколько экземпляров последней книги Бенджамина «Заговор в Ванзее. Новый взгляд».

Последняя коробка содержала личные вещи, и Габриель почувствовал себя человеком, вторгающимся в чужую частную жизнь. Он попробовал представить, как сам воспринял бы похожую ситуацию, если бы Шамрон послал кого-то из Конторы рыться в его вещах. И что бы они нашли? Только то, что он оставил бы им сам. Растворители и краски, кисти и палитру, отличную коллекцию монографий. «Беретту» под подушкой.

Он вздохнул и продолжил начатое. В коробке из-под сигар Габриель обнаружил несколько потемневших медалей и потертых ленточек, напомнивших ему, что в школьные годы Бенджамин был отличным бегуном. В конверте лежали семейные фотографии. Как и Габриель, Бенджамин был единственным ребенком. Его родители пережили ужасы рижского гетто, но погибли в автомобильной аварии по дороге в Хайфу. Вместе с конвертом хранились письма. Бумага приобрела медовый оттенок, но все еще отдавала запахом лилии. Габриель пробежал глазами первые строчки и тут же отложил письма. Вера… Единственная любовь Бенджамина. Сколько раз, лежа ночью на кровати в какой-нибудь убогой конспиративной квартире, Габриель слушал жалобы друга на то, что коварная Вера навсегда разбила его сердце и отвратила от других женщин. Иногда Габриелю казалось, что он ненавидит ее еще сильнее, чем сам бедняга Бенджамин.

На самом дне коробки лежала папка из плотной бумаги. Открыв ее, Габриель увидел подколотые скрепкой газетные вырезки. Взгляд его скользнул по заголовкам.

...

Двенадцать израильских спортсменов и тренеров взяты в заложники в Олимпийской деревне…

Террористы требуют освобождения палестинских и немецких заключенных…

Черный сентябрь…

Габриель закрыл папку. Из нее выскользнула черно-белая фотография. Он наклонился и поднял ее с пола. Два парня в джинсах и с рюкзаками. Юные немцы, путешествующие летом по Европе. По крайней мере, предположение напрашивалось именно такое. Снимок был сделан в Антверпене, возле реки. Тот, что слева – Бенджамин. Спадающие на глаза темные вьющиеся волосы, озорная улыбка, правая рука на плече стоящего рядом юноши.

У спутника Бенджамина серьезное и немного угрюмое выражение, как будто ему совсем не до фотографирования. Солнцезащитные очки, коротко подстриженные волосы. На вид едва ли больше двадцати, но на висках уже заметна седина. «Отметина для мальчишки, сделавшего мужскую работу. След пепла на князе пламени». Так сказал когда-то Шамрон.

Габриелю совсем не хотелось оставлять в коробке вырезки, посвященные мюнхенской трагедии, но утаить их от детектива Вайса было невозможно – слишком объемистый пакет. Фотография – дело другое. Он положил ее в дорогой бумажник герра Ландау, а бумажник опустил в карман пальто. Потом вышел из кладовки и закрыл за собой дверь.

Фрау Ратцингер ждала в коридоре. Интересно, как долго она здесь, подумал Габриель, но спрашивать не стал. Не решился. В руке старуха держала пухлый конверт, адресованный Бенджамину и уже вскрытый.

Домоправительница протянула конверт Габриелю.

– Я подумала, что это надо отдать вам, – сказала она по-немецки.

– Что здесь?

– Его очки. Бенджамин забыл их в каком-то отеле в Италии. Консьержка оказалась столь любезна, что вернула. К сожалению, их прислали уже после его смерти.

Габриель взял конверт и вынул очки. Очки ученого: в пластмассовой оправе, совершенно немодные, поцарапанные. Он заглянул в конверт и обнаружил почтовую открытку. Встряхнул. Открытка выскользнула на ладонь. На карточке был изображен желтовато-коричневый отель на фоне голубого озера где-то в Северной Италии. Габриель перевернул открытку и прочитал надпись на обороте.