Они расположились в креслах у окна. Мать-настоятельница позвонила в маленький колокольчик и, когда в комнату вошла молоденькая монахиня, попросила принести кофе. Женщина кивнула и удалилась совершенно беззвучно, как будто ее монашеское платье было подбито бобровым мехом.
Габриель рассказал о смерти Бенджамина, старательно опуская наиболее мрачные подробности, чтобы не шокировать мать-настоятельницу. Тем не менее, пожилая женщина то и дело тяжело вздыхала и крестилась. К тому времени, когда он закончил, она пребывала в состоянии крайнего расстройства. Крошечная чашечка сладкого эспрессо, принесенного молоденькой монахиней, похоже, помогла ей успокоиться.
– Вы знали о том, что Бенджамин работал над книгой? – спросил Габриель.
– Конечно. Именно поэтому он и приезжал в Бренцоне.
– Он собирал какие-то материалы?
– Да.
Мать Винченца замолчала, потому что в комнату вошел сторож с охапкой дров.
– Спасибо, Личио, – сказала она, когда тот сложил дрова в корзину у камина.
Старик молча вышел.
– Если профессор и впрямь ваш брат, то почему же вы не знаете, над чем он работал? – поинтересовалась настоятельница.
– По каким-то неизвестным мне причинам Бенджамин держал свой нынешний проект в тайне. Даже от друзей и родных. – Габриель вспомнил разговор с профессором Бергером в Мюнхене. – О теме его исследования не знали и на факультете в университете Людвига-Максимилиана.
Мать Винченца, похоже, приняла это объяснение и после недолгого раздумья сказала:
– Ваш брат работал над книгой о евреях, нашедших убежище в церковных владениях во время войны.
Габриель задумчиво кивнул.
Книга о евреях, скрывавшихся в монастырях?
Возможно, хотя вряд ли эта тема могла вызвать интерес у Бенджамина и уж никак не объясняла той атмосферы секретности, которой он окружил свое исследование. Габриель решил подыграть.
– Что же привело его сюда?
Настоятельница взглянула на него и, наверное, приняла какое-то решение.
– Допивайте кофе, а потом я покажу вам, зачем ваш брат приезжал в Бренцоне.
Освещая путь фонариком, они спустились по крутой каменной лестнице. Внизу их встретил запах сырости и холод. Прямо перед ними лежал узкий коридор с арочными порталами. Что-то в этом мрачном, неприветливом подземелье заставляло вспомнить о катакомбах. На мгновение Габриель представил тусклый свет факелов, неясные фигуры скрывающихся от преследователей беглецов, осторожный шепот…
Мать Винченца повела его по коридору, ненадолго останавливаясь у каждого портала и освещая фонариком крохотные помещения, более похожие на кельи. Повсюду были видны следы сырости и ощущалась близость озера. Габриелю даже показалось, что он слышит, как над их головами плещутся о камень холодные воды.
– Сестры считали, что это единственное безопасное для беглецов место, – сказала наконец настоятельница, нарушая мрачную тишину. – Как вы сами понимаете, зимой здесь было ужасно холодно. Они, наверное, жутко страдали, особенно дети.
– Сколько же их укрывалось здесь?
– Обычно около дюжины человек. Иногда больше. Иногда меньше.
– Почему меньше?
– Некоторые перебирались в другие монастыри. Одна семья попыталась добраться до Швейцарии. На границе их схватил швейцарский патруль и передал немцам. Мне говорили, что они умерли в Аушвице. Сама я во время войны была еще маленькой девочкой. Моя семья жила в Турине.
– Должно быть, то были тяжелые дни.
– Да, очень. Фашистские банды рыскали по всей стране, искали евреев. Несчастных выдавали за вознаграждение. Те, кто прятал евреев, сами подвергались суровым наказаниям. Так что сестры принимали этих людей с риском для себя.
– Тогда почему они это делали?
Она улыбнулась и положила руку ему на плечо.
– В церкви существует великая традиция, синьор Ландау. Священники и монахи считают себя обязанными давать приют беженцам и гонимым, помогать несправедливо обвиненным. Сестры Бренцоне укрывали евреев из христианского милосердия. И еще потому, что так повелел святой отец.
– Папа Пий повелел давать евреям приют в монастырях?
Она удивленно взглянула на него.
– Разумеется. И не только в монастырях, но и в церквах, больницах и школах. Все церковные учреждения получили распоряжение открывать свои двери перед евреями.
Луч фонарика вырвал из темноты толстую крысу с крохотными желтыми глазками, которая тут же юркнула в щель, царапнув когтями по каменному полу.
– Благодарю вас, мать Винченца, – сказал Габриель. – Думаю, я увидел достаточно.
– Как пожелаете. – Монахиня, однако, не тронулась с места, продолжая сверлить гостя пронзительным взглядом. – Не надо печалиться, синьор Ландау. Благодаря сестрам Бренцоне скрывавшиеся здесь люди смогли выжить. Это место не для слез. Это место радости. И надежды.
Не дождавшись ответа, она повернулась и стала подниматься вверх по ступенькам. Усилившийся к вечеру ветер хлестнул по тяжелой юбке ее платья.
– У нас сейчас ужин, так что, если пожелаете, можете присоединиться.
– Вы очень добры, но мне не хотелось бы докучать вам своим присутствием. Я и так отнял у вас слишком много времени.
– Вовсе нет.
У ворот Габриель остановился и повернулся к матери Винченце.
– Вы знаете имена тех, кто скрывался здесь? – неожиданно спросил он.
Вопрос удивил настоятельницу. Она еще раз внимательно посмотрела на гостя и покачала головой.
– Боюсь, их имена унесли годы.