Исповедник - Страница 77

Я ясно дал понять, что любой протест папы против проводимых в настоящее время облав и депортаций будет рассматриваться как прямое нарушение условий конкордата и окажет самое негативное влияние на нашу политику в еврейском вопросе. Лоренци лучше многих других понимает, как важна позиция Святого престола, и готов сделать все, чтобы папа молчал. Полагаю, что, опираясь на поддержку епископа Лоренци, папа сумеет противостоять давлению, оказываемому на него нашими врагами, и сохранит позицию строгого нейтралитета. На мой взгляд, нашим интересам в Ватикане ничто не угрожает, так что ожидать какого-либо значительного противодействия нашей политике по отношению к евреям ни со стороны Святого престола, ни со стороны католиков, проживающих на подконтрольных рейху территориях, не приходится.

Шамрон перестал расхаживать и остановился перед окном, словно разглядывая в нем самого себя. Потом достал сигарету и долго ее прикуривал. Габриель знал – он думает, и, как всегда, думает на четыре хода вперед.

– Мы давненько не виделись, – проговорил старик. – И прежде чем двинемся дальше, я хочу узнать, как эти документы попали к тебе.

Габриель начал рассказ, а Шамрон снова зашагал по комнате, продолжая следовать своим, одному ему известным маршрутом. Габриель рассказал о встрече в Лондоне с Питером Мэлоуном и о том, при каких обстоятельствах узнал о смерти репортера. Он рассказал о встрече с инспектором Алессио Росси в римском пансионате «Абруцци» и о перестрелке, в результате которой Росси и четверо карабинеров были убиты. Он рассказал о своем решении захватить яхту и продолжить расследование вместо того, чтобы возвращаться в Израиль.

– Ты забываешь кое о чем, – прервал его Шамрон. Старик говорил с нехарактерной для него мягкостью, как будто обращался к детям. – Я видел отчет Шимона Пацнера. Из него следует, что после того, как вы покинули конспиративную квартиру, за вами последовала бежевая «ланчия» с двумя мужчинами. Группа прикрытия разобралась с «ланчией», после чего вы уже без помех проследовали до берега. Это так?

– Что касается меня, то лично я никого не видел. Знаю только то, что сказал мне Пацнер. Возможно, люди в «ланчии» действительно вели наблюдение за нами, а может, они были обычными римлянами, спешившими на ужин и попавшими в совсем не нужный им переплет.

– Может быть, но я в этом сильно сомневаюсь. Видишь ли, вскоре после того эпизода бежевая «ланчия» была обнаружена неподалеку от железнодорожного вокзала. За рулем сидел палестинец Марван Азиз, человек, которого мы знаем как агента разведки ООП. Кто-то убил Азиза, выстрелив в него трижды. И кстати, задний бампер «ланчии» оказался изрядно помятым. Марван Азиз был одним из тех двух мужчин, которые «вели» вас от конспиративной квартиры. Интересно, куда подевался второй? И не он ли застрелил Азиза? Впрочем, я отвлекся. Продолжай, пожалуйста.

Заинтригованный сообщением Шамрона, Габриель продолжил рассказ. Прибытие в Канны. Встреча с Антонеллой Губер, во время которой она передала ему письмо своей матери, бывшей сестры Регины Каркасси. Умирающий полицейский, оставленный им в поле где-то около Сен-Сезара. Ночной визит в квартиру Бенджамина, поиски и неожиданное появление фрау Ратцингер. Шамрон остановился только один раз, когда Габриель признал, что сказал по телефону несколько слов Карло Касагранде. Реакция понятная, как бы говорило лицо старика, но агент с такой подготовкой и опытом, как Габриель, должен был сдержаться.

– Все это неизбежно подводит нас к следующему вопросу, – сказал Шамрон. – Является ли документ подлинным? Или это ватиканский эквивалент дневников Гитлера?

Лавон поднял листы.

– Ты видишь эти пометки? Они полностью совпадают с пометками на документах из архива КГБ. По-моему, русские наткнулись на них, когда расчищали собственные завалы после крушения империи. Потом они каким-то образом попали к Бенджамину.

– Но не фальшивка ли они?

– Взятые в отдельности, сами по себе, они не имеют большого веса. Их можно назвать ловкой фальшивкой, состряпанной КГБ в целях дискредитации католической церкви. В конце концов, они грызлись между собой на протяжении едва ли не целого столетия, особенно в период правления Войтылы и польского кризиса.

Габриель подался вперед.

– Но если объединить его с письмом сестры Регины и прочей полученной информацией?

– Тогда это документ невероятной разрушительной силы. Чтобы ватиканский чиновник высокого ранга обсуждал с нацистом проблемы геноцида… Меня нисколько не удивляет, что из-за этого документа гибнут люди. Если его обнародовать, эффект будет примерно тот же, какой был бы от взрыва атомной бомбы на площади Святого Петра.

– Ты можешь провести аутентификацию?

– У меня остались кое-какие контакты со старыми работниками КГБ. Как, впрочем, и у того притихшего старика возле окна. Он не любит в этом признаваться, но у него было немало общих дел с ребятами с площади Дзержинского. Держу пари, что если он захочет, то сможет сделать это за пару дней.

Шамрон посмотрел на Лавона, словно желая сказать, что при желании управится и за один вечер.

– Так что нам делать с информацией? – спросил Габриель. – Дать утечку в «Нью-Йорк таймс»? Нацистский меморандум, переданный через КГБ и израильскую разведку? Церковь будет все отрицать, заявит, что такой встречи никогда не было. Нам поверят лишь очень немногие. К тому же отношения между Ватиканом и Израилем будут безнадежно испорчены. Насмарку пойдет вся работа, проделанная Иоанном Павлом Вторым по восстановлению связей католиков и евреев.